Эй, я буду прекрасным мальчиком по вызову
НАЗВАНИЕ: Happy B-day
АВТОР: Richie Glam
ПОМОЩНИК АВТОРА (xD): Саша Атанова
ПЕЙРИНГ: Юллен
РЕЙТИНГ: R
ЖАНР: Romance
РАЗМЕР: мини
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: POV Канда; AU(?); OOC
ОТ АВТОРА: Никогда не думала, что напишу фанфик по фэндому, в котором мне известны только имена героев, их внешность и их приблизительные характеры. Я прошу прощения, если что-то будет не так – автор совершенно не знаком с содержанием аниме и манги. Писалось в качестве подарка Машеньке.
ДИСКЛЕЙМЕР: Написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все события вымышлены, персонажи принадлежат Кацуре Хосино
ПРАВА РАЗМЕЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИЙ: Где угодно, только с разрешения автора
СТАТУС: закончен
Большое спасибо Саше,
без подсказок которой
этот фанфик содержал
бы еще больше ошибок
^__^
читать дальше
Мне, разумеется, абсолютно наплевать. Разумеется. Абсолютно.
Мне было абсолютно наплевать с самого начала - когда я проснулся и разглядывал потолок, когда я впихивал в себя чай и разглядывал стену. И когда я смотрел на мертвый, подло и насмешнически молчащий телефон, и даже тогда мне было, разумеется, пофиг. Разумеется.
И когда спускался проверить почтовый ящик.
И когда вышел на улицу, чтобы купить сигареты и минералку. Даже тогда мне было пофиг. Нет, правда.
Мне было все равно, что меня замечали лишь настолько, насколько это возможно для города таких размеров.
Мне было все равно, что единственные слова, которые я произнес за сегодняшний день, выражали сухую благодарность за оказанную жующим жвачку продавцом услугу. В смысле, что он продал мне сигареты. Он на меня даже не взглянул. Чертов придурок. Ну и пофиг.
Сегодняшний день именовал себя шестым числом шестого месяца иксового года.
Знаете, когда вот так поворачиваешь ключ в замке, открываешь дверь в звенящую пустоту собственного жилища в десять татами, включаешь свет, иногда кажется, что что-то сейчас произойдет. Что кто-то выскочит и закричит. Закричит радостно или испуганно. Да неважно, черт возьми, как именно. Кто-то. Кто-то живой. Кто-то, кому можно сказать "Тадайма". Кто-то, кто улыбнется и будет стоять, склонив голову набок, и наблюдать внимательно за тем, как ты разуваешься и проходишь внутрь. Кто-то, кто ответит тебе: "Окаэри насай, Канда"
Твою мать.
Что за ебонатскую чушь я порю.
Открываю окно, потому что мне нестерпимо душно в этих стенах, и закуриваю, потому что свежий (относительно свежий, или свежий настолько, насколько это возможно для города таких размеров) воздух режет легкие.
Наверное, если я бы умел плакать, то занялся бы этим сейчас. Наверное.
Что-то похожее на наждачную бумагу рвалось наружу из моего горла.
Что-то похожее на отчаянье вкладывалось в каждый мой выдох.
В углу комнаты включился холодильник, и я вздрогнул от неожиданности, болезненно вздрогнул всем телом. Знаете, когда засыпаешь, вот уже почти-почти заснул, то иногда внезапно вздрагиваешь и словно падаешь куда-то. Точнее, наоборот - сначала словно бы падаешь, а уже потом вздрагиваешь. Происходит это оттого, что нервная система сбрасывает остаточное мышечное напряжение, и чаще всего из-за сильного переутомления. Помогает прием витамина В6 и магния. Так говорят. Короче говоря, эта моя судорога сильно напоминала эти, засыпательные. Я хотел уже было как следует разозлиться на себя за проявленную трусость, но тогда произошло это.
Это имело вид дверного звонка. Точнее говоря, вру, вид оно имело несколько другой, но звук уж точно именно такой. Тын-дын.
Будучи абсолютно уверенным, что это Кобаяси-сан, проживающий со своим несносным племянником этажом выше, снова ошибся квартирой, я решил не утруждаться подъемом себя любимого с последующим дотаскиванием до двери.
Кобаяси-сан являл собой тощенького допотопного старика с густыми белыми бровями и полным набором всех качеств, что так сильно раздражают нас в пожилых людях, как то: желание учить жизни всех тех, кто младше его хотя бы на год; ностальгические речи; отсутствие слуха, вынуждающее собеседника по нескольку раз повторять сказанное; ослиное упрямство и прочая прочая. И однако же я добавляю к его имени чертов уважительный суффикс. Пожалуй, я отменно воспитан, вы не находите?
Как бы там ни было, Кобаяси-сан сегодня был чрезмерно настойчив.
Я представил его себе - дрожащие, похожие на сброшенную змеиную шкурку руки нажимают кнопку снова и снова, и мое раздражение, подкрепленное острой неприязнью к громким звукам, громким людям и человечеству в целом, в этот момент достигло апогея.
Непрошенный гость звонил.
Я не шевелился.
Он звонил. Это был уже, кажется, шестой раз.
Стиснув зубы, я решил сидеть уже больше из принципа, чем от нежелания вставать с места.
Он звонил.
Мои нервы начинали сдавать, и следом за ними начинал сдавать свои позиции я - мысль о том, чтобы открыть дверь и простыми, доступными словами указать соседу на его ошибку, не желала покидать мою голову.
В конце концов, я решил пойти на сделку с самим собой.
"Если он будет звонить, пока я буду считать до 10, то открою" - так решил я, и мысль эта принесла мне некоторое удовлетворение.
-Ич. Ни. Сан. - говорю.
Он, кажется, призадумался там, по другую сторону двери, потому что гадская трель звонка наконец стихла. Пока я рассуждал о том, стоит ли считать дальше, в дверь позвонили снова.
Я вздохнул и продолжил:
-Ши. Го. Рок.
Этому старому идиоту еще не надоело трезвонить?! Твою мать! Для него будет лучше, если он уйдет прямо сейчас и прекратит, наконец, насиловать мой звонок своими импотентскими пальцами. Честное слово, после столь длительной раздражительной ситуации я за себя не ручаюсь.
Однако звон продолжается, и контракт с Inner Kanda диктует: "Продолжай считать".
Я медленно опираюсь на руки и поднимаюсь с пола, говоря "Сич".
Я медленно оглядываюсь в поисках катаны и беру ее в руки, говоря "Хач"
Я медленно делаю несколько шагов в сторону двери, говоря "Кью".
И все же, как бы медленно я ни шел, эти несколько шагов закончились чрезвычайно быстро - а виной всему размеры комнаты - и мне пришлось повернуть ключ в двери и открыть ее, произнося "Дзю".
А когда я открыл ее, я уже готов был удивиться - если бы, конечно, вообще умел удивляться.
А пришедший открыл рот и завопил голосом Аленна Уолкера (впрочем, в этом как раз не было ничего удивительно, так как стоящий на пороге человек действительно являлся Алленом Уолкером).
-Канда!! - вопит гость, - Ты почему не открывал, Канда?!
Я знаю, что должен что-то сделать, но мозг отказываться отдавать команды телу, а без них оно, увы, бесполезно. Я смотрю на него. Он кричит:
-С днем рождения, Канда! Вот тебе тортик.
Он сует мне в руки коробку, и лишь тогда, когда пластиковая прозрачность касается моих рук, я выхожу из странного транса.
Он уже стащил и поставил рядом с моей обувью один из своих кедов и теперь стаскивает второй, стоя на одной ноге.
Еще одна секунда требуется мне, чтобы полностью подавить собственные эмоции.
А еще через секунду острие Мугена поблескивает в двух бу от его шеи.
Я тяжело дышу, несмотря на то, что совершил простейший выпад. Мальчик вопит не своим голосом:
-Твою мать, Канда!
Я делаю шаг к нему. Еще один. Теперь между нашими лицами - не больше пяти сун. Я вижу, как он сглатывает.
-Канда, ты чего? - шепчет, нервно облизывая губы.
Я молчу. Я разглядываю его шрам. Его узкий шрам. Его огромные глаза. Мы стоим, не шевелимся.
-Тч, - произношу я наконец, отводя холодное лезвие от его шеи.
Закрываю глаза и отворачиваюсь, чтобы не видеть, как он смотрит на меня. Как он робко улыбается. Как он касается пальцами того места, где мог бы остаться шрам. Еще один шрам.
-Канда, где твое гостеприимство?
Я не вижу его, но знаю, что на его физиономии - улыбка. Я не хочу ее видеть.
Я не хочу видеть тебя, черт возьми.
Уйди. Уйди. Не мучай меня, мелкий.
-Чего тебе, шпендель?
-Я пришел поздравить тебя с днем рождения.
-Спасибо. Поздравления приняты. А теперь проваливай.
Мы смотрим в глаза друг другу. Точнее, это он пытается заглянуть в мои, а я старательно отвожу взгляд. Я не хочу видеть эти теплые живые комочки. Я не хочу впускать тебя. Впускать тебя снова.
Уйди. Лучше уйди, придурок.
-Что-то я не вижу празднования, - произносит он, прерывая мои рассуждения, прерывая мои воспоминания, вырывая из собственной головы.
Оказывается, он уже рассматривает комнату. Он по-прежнему стоит на одной ноге, а шнурок на другой развязан и касается пола. Он совсем не боится меня.
-Тебе лучше уйти.
У меня выходит это грубее, чем мне хотелось бы. Но я действительно не хочу видеть его. Я знаю это. Я не хочу. Я уверен. Абсолютно.
-Канда, ты чего?
-Ничего.
-Ты не рад видеть меня?
Что это? Что это за бесовские огоньки в его глазах? Мелкий, ты изменился сильнее, чем я ожидал.
Я снова в досаде цокаю языком и мотаю головой - мол, проходи, мне все равно.
Мальчик аккуратно ставит свои кеды рядом с моими и проходит в комнату.
Я иду следом. А что мне остается? Его почти абсолютная дезориентация в японской культуре почему-то не вызывает раздражения. В тебе все же изменилось что-то большее, чем взгляд. А может быть, это я изменился?
-Присаживайся, - стараюсь произнести сухо и прохладно, и это у меня почему-то выходит плохо. Удивляюсь себе. Мысленно делаю себе замечание.
Он принимает мое приглашение и плюхается на пол, скрестив ноги по-турецки. С треском, что так неестественен в обычной тишине этой комнаты, открывает коробку с изрядно помятым тортом - я отшвырнул его в сторону, бросаясь на пришельца, а он поднял его и захватил с собой. Открывает. Открывает с веселым треском.
Я смотрю, как он поочередно собирает каждым пальцем бесформенный крем со стенок коробки.
Я смотрю, как он облизывает их, пальцы то есть. Медленно. Так делают дети. Только в движениях детей нет такого…эротизма?
А возможно, он и есть, у детей этих - я не так уж часто на них смотрю и не так уж ими интересуюсь. Кому-то, может быть, и нравится. Кого-то возбуждает. Дети. Кого-то возбуждают дети, а меня… Вот черт. Что за херню я опять понес?!
-Хочешь? - протягивает мне коробку, на его губах - несвойственная известному мне Аллену ухмылочка.
Что со мной? Что с ним?
-Не хочу.
-Ты не изменился.
"Ошибаешься, мелкий. Я очень изменился. И главное тому доказательство - то, что ты еще жив"
-Может, все-таки хочешь? - смотрит на меня своим бесхитростным взглядом.
Подавляю свое раздражение, хоть это и дается мне с трудом. Зачем я это делаю?
-Расслабься, Канда, - я закрыл глаза и не могу видеть его, зато прекрасно слышу и не менее прекрасно представляю себе выражение его лица. Выражение его глаз.
Я поднимаюсь на ноги, стараясь не смотреть на гостя. Впрочем, его интерес ко мне, кажется, был перехвачен тортом. Я делаю несколько шагов к шкафу, достаю оттуда стаканы, беру со стола упаковку, возвращаюсь обратно, и натыкаюсь на любопытный взгляд боевого товарища.
-Что это?
-Ананасовый сок, - бесстрастно отвечаю я, подавая ему стакан.
Мальчик послушно принимает дар из моих рук, но изрекает:
-Нда, ты совсем ничего не знаешь о днях рождения.
-Я ненавижу дни рождения, - заявляю безапелляционно.
Впрочем, нельзя не отметить, что что-то есть в этих его словах, что вызывает у меня легкую тревогу.
Разумеется, совсем немного. Разумеется.
-Глупости, - заявляет он мне, вскакивает и отправляется исследовать мою комнату.
Щурюсь.
Складываю руки на груди.
Произношу, пытаясь вложить в голос все свои лидерские способности, понимая, что я все равно уже пропал:
-Полегче, мелкий.
Он, впрочем, уже нашел то, что искал. Это бутылка с саке. Спросите, откуда у меня алкоголь? Все просто. Великие экзорцисты тоже порой простужаются.
-Бинго! - кричит мальчик, потрясая бутылкой перед моим носом, и я думаю о том, что должен думать о том, чтобы он не разбил ее ненароком. А о чем я думаю вместо этого? О том, что джинсы этого шпенделя какое-то совсем уж узкие. Твою мать!
Он вручает мне стакан, не тронутый соком - сакадзуки в моей квартирке, как ни странно, места не нашлось - и я, помня о своем отменном воспитании, которое так недавно обнаружил в себе, держу его, пока гость наливает мне, приговаривая что-то вроде "Токкури, токкури"
-Чего ты там бормочешь? - раздражаюсь я.
-Токкури - это кувшинчик, в котором держат саке, - поясняет мальчик голосом, которым сообщают, что дважды два равно четыре, - говорят, что когда его наливаешь, саке в смысле, то такой звук получается.
-Ты с каких пор такой умный, мелкий? - ухмыляюсь я, наблюдая, как он наполняет уже собственный стакан.
Экзорцист пожимает плечами - мол, это ведь общеизвестный факт, ты чего.
-Твое здоровье!
О, это твое полное отсутствие знаний о японской культуре. Я тоже могу сообщить тебе, что у японцев не принято произносить тосты. Так почему я, черт возьми, этого не делаю?! Почему упускаю такой чудный шанс осадить тебя? Почему я подношу стакан к губам, наблюдая, как это делаешь ты? Почему внутрь меня вместе с горькой горячей жидкостью вливается еще что-то? Что-то теплое? Обволакивающее, нежно-сиреневого цвета, оно сладковатое, и этот вкус, эта сладость на удивление приятна мне.
Гость с шумом втягивает в себя воздух и говорит:
-Брр, ну и гадость!
Я смотрю, как он ложкой, захваченной с того же стола, что и саке, начинает поглощать тортик.
-Ты знал, что после саке нужно есть сладкое? - вопрос гостя звучит несколько невнятно из-за того, что он задает его, продолжая жевать.
-Ты знал, что с набитым ртом не разговаривают? - в ответе моем столько ехидства, сколько я вообще могу вложить в какую бы то ни было фразу.
-Так вот, за счет спирта в организме уменьшается количество сахара, а я его восстанавливаю. А ты нет.
-И что из этого?!
-А то, что я не буду пьян. А ты будешь.
-И что?
-А то, что я тебя изнасилую, а ты и не заметишь.
-Чего-о-о?? - вырывается у меня, я порываюсь выхватить Муген, но правая рука занята злополучным стаканом.
Видя мое положение, мальчик заливается смехом.
-Я убью тебя, мелкий, - шипение сквозь зубы.
-Я пошутил, Канда. Не бойся.
-Я ничего не боюсь.
-Неужели?
Он опускает глаза на мою шею, отчего я почему-то на миг теряю бдительность и в следующую секунду чувствую, что он оказывается в непозволительной близости от меня.
Он кладет одну руку мне на колено, а другой бережно, но настойчиво забирает и ставит в сторону стакан.
Он смотрит на меня своими теплыми глазами и улыбается. На его верхней губе - белое пятнышко от крема.
Много позже, анализируя эту ситуацию, я оправдал себя выпитым саке. Оправдание было, конечно, хилым, ведь за несколько секунд не пьянеют, но ничего другого я выдумать просто не мог. А ведь оправдать свою внезапную слабость было нужно.
Как бы там ни было, я не оказываю сопротивления его выходкам.
А он вдруг касается моего лица своими узкими музыкальными пальцами.
-Руки убери, - я процедил это сквозь зубы, пытаясь, отчаянно пытаясь как-то поддержать свой имидж.
-Канда, - выдыхает, и дыхание его пахнет сладким, - не будь таким.
Он придвигается ближе, теребит в пальцах мою выбившуюся из хвоста прядку волос. Он касается носом кончика моего носа, а я сижу, как дурак, не в силах даже шелохнуться.
Голос разума орет благим матом, чтобы я оттолкнул оборзевшего мальчишку, а какой-то другой голос, весь такой сладостно тихий, шепчет, чтобы я продолжал сидеть, как сижу. Вопреки сложившемуся мнению о том, что шепот слышат чаще, чем крик, я подчиняюсь Разуму.
Я что есть силы пихаю мальчика в грудь, и он, издав неопределенный всхлип, падает на пол.
Однако тут же поднимает голову и расплывается в улыбке.
-Ты покраснел, Канда-кун.
-Пошел ты к черту.
Я понимаю, что действительно краснею. И тут же краснею еще больше от сознания того, что покраснел.
-Ты ведь не хотел, чтобы я останавливался, верно, Канда? - вкрадчиво шепчет он и улыбается снова.
И тогда я не выдерживаю.
Я вновь хватаюсь за катану, но в этот раз парень оказывается достаточно ловким для того, чтобы откатиться в сторону. Откидываю меч в сторону и кидаюсь на надоедливого экзорциста. Он бьет меня под дых, но я все равно не остаюсь в долгу, наотмашь ударяю парня по лицу. Он не успевает или не желает блокировать удар, я не знаю.
А потом он внезапно снова перекатывается, подминая меня под себя, хватает меня за запястья и заводит руки мне за голову. Его собственные руки - чересчур сильные для такого маленького тела.
В голову мне почему-то не приходит, что я сейчас могу, допустим, ударить его в пах. Или, в крайнем случае, плюнуть ему в лицо. Я просто лежу, ощущая на себе его приятную (приятную?!) тяжесть.
Он сидит на мне и ухмыляется. Он тяжело дышит и слизывает острым язычком кровь, сочащуюся из разбитой губы. Капелька ее падает мне на лицо.
-Урод, - медленно говорю я, но не двигаюсь.
Капелька его крови - теплая и не вызывает отвращения.
А потом он вдруг наклоняется ко мне - непозволительно близко, черт возьми! - и касается губами уголка моих губ - того места, куда капнула его кровь.
Я замираю. Я не пытаюсь отстраниться. Я уже смирился с тем, что тело не слушает команд мозга, а мозг, смирившись с тем, что его все игнорируют, отключился.
Он слизывает капельку своим горячим язычком и отстраняется.
И я ловлю себя на том, что непроизвольно тянусь за ним. За его губами. И эта мысль вызывает у меня ужас.
Крепко перепугавшись и разозлившись на себя, делаю гигантское усилие и скидываю его. Еще мгновение - и это я сижу на нем сверху, а он даже не пытается шелохнуться. Только усмехается и сплевывает кровь в сторону от меня.
-Ишь какой смелый, - насмешливо говорит он (Боже, кто этот человек?! Где тот тупой наивный Аллен Уолкер, которого я знал?!)
Я молчу. Я ожидаю продолжения, и оно незамедлительно следует:
-Считаешь себя непобедимым? А ты попробуй у меня в карты выиграть.
-Выиграю, - холодно отвечаю я, и только потом осознаю несуразность того, что сказал. Я? У него в карты? Если на свете и есть невозможные вещи, то эта - одна из них.
Я отпускаю мальчика, он садится, утирает кровь рукавом толстовки достает из ниоткуда колоду подаренных Тики Миком карт, словно чертов фокусник. Черно-белые ромбики мелькают перед глазами.
Смотрю, как он тасует карты.
Он улыбается.
-На что играем? - спрашивает.
-На что угодно.
-На деньги?
-Как угодно.
-Тогда на желание.
-Хорошо, - пожимаю плечами, внутренне холодея - что может прийти в голову этому психу?
И мы начинаем.
Я не собираюсь сейчас распространятся про то, как именно мы играли и про то, как вообще в покер играют. Если вам так интересно - ищите, читайте и учитесь сами.
Суть, впрочем, не столько в том, насколько долго или напряженно мы играли, а в том, что через некоторое время я обнаруживаю, что держу в руке не что иное, как Роял-флеш.
Разумеется, я, недолго думая, вскрываю карты, и на лице моего оппонента появляется странное выражение. Он издает звук, который может означать что угодно - от восхищения и до разочарования.
-Ха, - говорю, - вот я и выиграл.
Разумеется, я пытаюсь быть спокоен. Разумеется, я ничем не выдаю собственного изумления. Разумеется.
-Да, ты крут, - произносит мальчик, но есть в его голосе что-то, что настораживает меня.
Что это?
Наигранность?
Насрать.
-Так что кончай выпендриваться. Ты не самый крутой на свете.
-Разумеется, Канда, - что в его голосе? Покорность?
Это "что-то" кружит мне голову. Я буквально упиваюсь его проигрышем.
-С тебя желание. Делай со мной, что хочешь.
И он поднимает на меня свои огромные глаза и смотрит так раболепно. В этих глазах - негласное "Чего изволите-с?"
И я чувствую, как слабеют какие-то мышцы в руках, ногах, голове, животе. Особенно эти в животе - что-то сладкое, какой-то безумно приятный спазм появляется там, и я судорожно сглатываю.
-Ну же, Канда.
Он подползает ко мне, усаживается на раскиданных картах и вдруг снова кладет руки мне на колени, но на этот раз они не вызывают раздражения. Они вызывают ненормальное, необъяснимое, непреодолимое желание прижаться ближе. Я хочу, чтобы он приблизился ко мне. Я хочу этого.
-Даже не знаю, что бы мне такого выбрать, - пытаюсь говорить насмешливо, а получается жалобно.
Он смеется снова и внезапно толкает меня в грудь. Скорее от неожиданности, чем от того, что в его ударе была какая-то особенная сила, падаю на пол и тут же приподнимаюсь на локтях. Он нависает надо мной. Он наклоняется так низко, что мы соприкасаемся кончиками носов.
Мы дышим слишком часто. Слишком синхронно. Слишком... возбужденно?
Я слышу, как колотится мое сердце - бешено, быстро, и он тоже наверняка его слышит.
-Знаешь, Канда, я ненавижу, когда мною командуют, - шипит он, наклоняясь ниже.
Еще ниже.
-Ты какого черта делаешь - мой голос, он хриплый, такой испуганный и такой чужой.
Я не в силах не то что оттолкнуть его - я не могу даже пошевелить пальцем.
А потом он целует меня, и я тут же чувствую, как его горьковатый от крови язык раздвигает мои губы. Мне кажется, или он специально старается быть груб?
Этот его язык у меня чуть ли не в горле.
Мне кажется, что я задыхаюсь, я дергаюсь под ним, и внезапно парень отрывается от меня, позволяя жадно и судорожно вдохнуть.
-Идиот, - сипло произношу я, однако по-прежнему не оказываю сопротивления.
Да что это со мной?!
Он проводит по моим губам кончиками пальцев, и я ловлю себя на мысли, что дрожу от этих прикосновений. Оттягивает ворот моей водолазки и, внезапно наклонившись, горячо, мокро и больно целует в шею. Я издаю невнятный стон, но потом понимаю, что все во мне, кроме, может быть, остатков гордости, голосует за покорность.
И я подчиняюсь себе.
Я подчиняюсь Аллену.
Он вылизывает мою шею, и я запрокидываю голову, давая ему больше места.
А когда он, наконец, отрывается от меня, я вижу в его глазах отражение собственного желания.
Что?! Какое, к чертям, желание?!
Нет. Нет, пожалуйста! Я не хочу. Я не хочу снова сходить с ума при виде тебя. Я не хочу. Я не хочу этого!
-Прекрати, - говорю.
-Я знаю, ты хочешь этого, - тихо и томно шепчет он мне прямо в рот, тяжело дыша и облизывая свои мягкие губки, - хочешь ведь, правда?..
Одним резким движением он срывает с меня водолазку (пожалуй, я даже немного помогаю ему в этом, приподнимаясь над полом) и начинает ласкать мою грудь худыми пальцами, задевая соски, очерчивая кончиками пальцев контур татуировки, сводя с ума, вызывая сдавленные стоны.
Я слишком горд, чтобы говорить что-то, и он отлично понимает это.
-Я добьюсь того, чтобы ты попросил меня.
В ответ лишь стискиваю зубы, а он, не отрывая от меня горящего взгляда, наклоняется и начинает вылизывать мою татуировку.
Царапаю ногтями пол, словно это может чем-то мне помочь.
Его волосы щекочут мне лицо, а он протягивает руку, стаскивая резинку с моих собственных.
Парень ерзает на мне, его эрекция упирается мне в живот, возбуждая сильнее. Он отрывается от меня на миг, но лишь для того, чтобы стащить толстовку.
А потом он вдруг сползает с меня и резким движением разводит мои колени в стороны и садится между них, не давая свести ноги снова. Я немного отодвигаюсь, но не так, чтобы очень уж упрямо. Я приподнимаюсь над полом для того, чтобы заметить, как он расстегивает и стаскивает с меня джинсы вместе с бельем.
И я, сходящий с ума от напряжения и сладких судорог внизу живота, хрипло выдыхаю что-то, похожее на его имя.
Он усмехается себе под нос, а потом вдруг наклоняется и касается губами моего члена.
Я сжимаю руки в кулаки, ногти в кожу, до крови.
-Аагх, - выдавливаю я.
Он дразнится.
Он проводит языком по головке члена, заставляя меня прикусывать губы от напряжения. Я машинально толкаюсь бедрами вперед, на миг проникая в его теплый ротик, но парень мгновенно прижимает меня к полу, не давая шевельнуться.
Я беспомощно рычу от обиды, словно в тумане вижу, как он избавляется от собственных джинсов, а потом он резко переворачивает меня на живот.
-Твою мать! - успеваю выругаться я, и тут же утыкаюсь носом в татами, вдыхая пыльный запах соломы.
Он проводит пальцем по моей спине. Потом ниже. Между ягодицами, заставляя меня снова закусить губы до крови. Его узкий палец на миг проникает внутрь, и я судорожно выдыхаю сквозь зубы.
-Еще, - шепчу помимо своей воли, болезненное напряжение во всем теле выносить уже просто невозможно.
-Ты что-то сказал? - он наклоняется ниже, кусает меня за плечо, потом за шею, а его палец, измазанный в чем-то скользком и липком, проникает в меня.
Это что, крем от торта?!
Я шиплю. Мне неприятно.
-Расслабься, - мурлычет парень, - просто расслабься.
А потом он задевает что-то такое внутри меня, что я непроизвольно выгибаюсь всем телом, глубоко хватая ртом воздух, а он так же внезапно вынимает палец, заставляя меня издать странный жалобный звук.
-Еще! - срываюсь на крик, ненавидя себя.
Я такой жалкий. Черт побери, какой же я жалкий!
-Только после того, как ты хорошенько этого попросишь, - сладко шепчет мой гость, горячо дыша мне в ухо.
-Ни за что! - я смотрю в соломенный пол, не думая уже ни о чем, кроме своего безумного, пугающего меня самого возбуждения.
-Скажи это. Скажи.
-Нет!
И он вдруг начинает сосать мочку моего уха, вызывая у меня громкий, томный стон. Я выгибаюсь под ним и, зажмурившись (чтобы не видеть своего стыда, что ли?), выдыхаю:
-Возьми меня...
-Я не слышу.
-Трахни меня уже, черт побери!!
Он смеется. Этот сукин сын снова смеется, а потом говорит:
-Желание именинника - закон.
И он входит в меня четким рывком. Я выгибаюсь всем телом, но не кричу. Это больно. Это очень больно, но мне уже все равно. А потом он замирает, давая мне привыкнуть, вслушиваясь, наверное, в мое горячее, рваное дыхание, жмурясь от удовольствия.
Что это? Я плачу? Нет, я не умею плакать, но что это тогда?! Что это за горячие мерзкие капли текут по щекам?!
-Все хорошо, Канда, - внезапно раздается совсем рядом его голос, - просто расслабься. Я никогда не сделаю тебе больно.
Я подчиняюсь, и он начинает двигаться медленнее. Что-то изменилось в его поведении, он стал нежен? Мальчик целовал мою шею, а потом проскользнул рукой под меня, накрывая ладонью мой член.
А потом я не помнил почти ничего.
Я помнил, как он сжимал свободной рукой мою задницу.
Я помню, как положил свою руку поверх его ладони, ласкающей мой член.
А потом я словно издалека услышал свой крик.
Я все-таки кричал.
Все закончилось так быстро.
Мы лежим на полу, он обнимает меня сзади, а я дрожу, весь мелко-мелко дрожу от внезапного холода и возбуждения. Мне гадко. Я ненавижу себя до мозга костей. Я ненавижу свои крики и стоны, что позволил ему слышать.
Он говорит:
-Все хорошо, Канда.
Он говорит:
-Ты мне очень нравишься.
Мне не хочется говорить с ним. Мне не хочется даже смотреть на него. Мне противно, противно от самого себя, я разглядываю его пальцы, крепко сжимающие мои, и мне хочется только одного - чтобы этого дня никогда не было. Я хотел бы никогда не рождаться.
-Я так рад, что ты есть, - говорит он.
-Мне очень плохо, - признаюсь я.
-Повернись ко мне, - просит парень.
-Нет.
-Повернись, прошу тебя.
И что-то такое есть в его тихом голосе, что заставляет меня подчиниться.
-Так всегда бывает, - шепчет он, нежно убирая с моего лица волосы и глядя в глаза, - так всегда, что в день рождения есть такой момент, в который хочется плакать. Это нормально.
-Нет, - глупо отвечаю я, отводя взгляд.
-Прости меня. Я не хотел делать тебе больно.
-Мне не было больно, - отвечаю я глухо, а он вдруг обнимает меня, и я закрываю глаза.
Мне все равно. Мне уже наплевать на свою гордость. Мне нравится, что он обнимает меня.
-Пойдем в душ, - говорит мальчик.
Киваю.
-Скажи, ты ведь специально поддался мне в карты? - спрашиваю уже через целую тысячу минут, уже тогда, когда смотрю, как он вытирает полотенцем мокрые волосы.
И он отвечает:
-Все может быть.
Я молчу, а потом говорю, неуверенно, пробуя слово на вкус:
-Аллен.
-Ты запомнил мое имя? - он улыбается.
-Не перебивай меня, шпендель, - огрызаюсь я.
Он молчит. Он ждет.
-Спасибо, - говорю я.
А Аллен смеется и говорит:
-С днем рождения, Канда.
The конец
АВТОР: Richie Glam
ПОМОЩНИК АВТОРА (xD): Саша Атанова
ПЕЙРИНГ: Юллен
РЕЙТИНГ: R
ЖАНР: Romance
РАЗМЕР: мини
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: POV Канда; AU(?); OOC
ОТ АВТОРА: Никогда не думала, что напишу фанфик по фэндому, в котором мне известны только имена героев, их внешность и их приблизительные характеры. Я прошу прощения, если что-то будет не так – автор совершенно не знаком с содержанием аниме и манги. Писалось в качестве подарка Машеньке.
ДИСКЛЕЙМЕР: Написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все события вымышлены, персонажи принадлежат Кацуре Хосино
ПРАВА РАЗМЕЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИЙ: Где угодно, только с разрешения автора
СТАТУС: закончен
Большое спасибо Саше,
без подсказок которой
этот фанфик содержал
бы еще больше ошибок
^__^
читать дальше
Мне, разумеется, абсолютно наплевать. Разумеется. Абсолютно.
Мне было абсолютно наплевать с самого начала - когда я проснулся и разглядывал потолок, когда я впихивал в себя чай и разглядывал стену. И когда я смотрел на мертвый, подло и насмешнически молчащий телефон, и даже тогда мне было, разумеется, пофиг. Разумеется.
И когда спускался проверить почтовый ящик.
И когда вышел на улицу, чтобы купить сигареты и минералку. Даже тогда мне было пофиг. Нет, правда.
Мне было все равно, что меня замечали лишь настолько, насколько это возможно для города таких размеров.
Мне было все равно, что единственные слова, которые я произнес за сегодняшний день, выражали сухую благодарность за оказанную жующим жвачку продавцом услугу. В смысле, что он продал мне сигареты. Он на меня даже не взглянул. Чертов придурок. Ну и пофиг.
Сегодняшний день именовал себя шестым числом шестого месяца иксового года.
Знаете, когда вот так поворачиваешь ключ в замке, открываешь дверь в звенящую пустоту собственного жилища в десять татами, включаешь свет, иногда кажется, что что-то сейчас произойдет. Что кто-то выскочит и закричит. Закричит радостно или испуганно. Да неважно, черт возьми, как именно. Кто-то. Кто-то живой. Кто-то, кому можно сказать "Тадайма". Кто-то, кто улыбнется и будет стоять, склонив голову набок, и наблюдать внимательно за тем, как ты разуваешься и проходишь внутрь. Кто-то, кто ответит тебе: "Окаэри насай, Канда"
Твою мать.
Что за ебонатскую чушь я порю.
Открываю окно, потому что мне нестерпимо душно в этих стенах, и закуриваю, потому что свежий (относительно свежий, или свежий настолько, насколько это возможно для города таких размеров) воздух режет легкие.
Наверное, если я бы умел плакать, то занялся бы этим сейчас. Наверное.
Что-то похожее на наждачную бумагу рвалось наружу из моего горла.
Что-то похожее на отчаянье вкладывалось в каждый мой выдох.
В углу комнаты включился холодильник, и я вздрогнул от неожиданности, болезненно вздрогнул всем телом. Знаете, когда засыпаешь, вот уже почти-почти заснул, то иногда внезапно вздрагиваешь и словно падаешь куда-то. Точнее, наоборот - сначала словно бы падаешь, а уже потом вздрагиваешь. Происходит это оттого, что нервная система сбрасывает остаточное мышечное напряжение, и чаще всего из-за сильного переутомления. Помогает прием витамина В6 и магния. Так говорят. Короче говоря, эта моя судорога сильно напоминала эти, засыпательные. Я хотел уже было как следует разозлиться на себя за проявленную трусость, но тогда произошло это.
Это имело вид дверного звонка. Точнее говоря, вру, вид оно имело несколько другой, но звук уж точно именно такой. Тын-дын.
Будучи абсолютно уверенным, что это Кобаяси-сан, проживающий со своим несносным племянником этажом выше, снова ошибся квартирой, я решил не утруждаться подъемом себя любимого с последующим дотаскиванием до двери.
Кобаяси-сан являл собой тощенького допотопного старика с густыми белыми бровями и полным набором всех качеств, что так сильно раздражают нас в пожилых людях, как то: желание учить жизни всех тех, кто младше его хотя бы на год; ностальгические речи; отсутствие слуха, вынуждающее собеседника по нескольку раз повторять сказанное; ослиное упрямство и прочая прочая. И однако же я добавляю к его имени чертов уважительный суффикс. Пожалуй, я отменно воспитан, вы не находите?
Как бы там ни было, Кобаяси-сан сегодня был чрезмерно настойчив.
Я представил его себе - дрожащие, похожие на сброшенную змеиную шкурку руки нажимают кнопку снова и снова, и мое раздражение, подкрепленное острой неприязнью к громким звукам, громким людям и человечеству в целом, в этот момент достигло апогея.
Непрошенный гость звонил.
Я не шевелился.
Он звонил. Это был уже, кажется, шестой раз.
Стиснув зубы, я решил сидеть уже больше из принципа, чем от нежелания вставать с места.
Он звонил.
Мои нервы начинали сдавать, и следом за ними начинал сдавать свои позиции я - мысль о том, чтобы открыть дверь и простыми, доступными словами указать соседу на его ошибку, не желала покидать мою голову.
В конце концов, я решил пойти на сделку с самим собой.
"Если он будет звонить, пока я буду считать до 10, то открою" - так решил я, и мысль эта принесла мне некоторое удовлетворение.
-Ич. Ни. Сан. - говорю.
Он, кажется, призадумался там, по другую сторону двери, потому что гадская трель звонка наконец стихла. Пока я рассуждал о том, стоит ли считать дальше, в дверь позвонили снова.
Я вздохнул и продолжил:
-Ши. Го. Рок.
Этому старому идиоту еще не надоело трезвонить?! Твою мать! Для него будет лучше, если он уйдет прямо сейчас и прекратит, наконец, насиловать мой звонок своими импотентскими пальцами. Честное слово, после столь длительной раздражительной ситуации я за себя не ручаюсь.
Однако звон продолжается, и контракт с Inner Kanda диктует: "Продолжай считать".
Я медленно опираюсь на руки и поднимаюсь с пола, говоря "Сич".
Я медленно оглядываюсь в поисках катаны и беру ее в руки, говоря "Хач"
Я медленно делаю несколько шагов в сторону двери, говоря "Кью".
И все же, как бы медленно я ни шел, эти несколько шагов закончились чрезвычайно быстро - а виной всему размеры комнаты - и мне пришлось повернуть ключ в двери и открыть ее, произнося "Дзю".
А когда я открыл ее, я уже готов был удивиться - если бы, конечно, вообще умел удивляться.
А пришедший открыл рот и завопил голосом Аленна Уолкера (впрочем, в этом как раз не было ничего удивительно, так как стоящий на пороге человек действительно являлся Алленом Уолкером).
-Канда!! - вопит гость, - Ты почему не открывал, Канда?!
Я знаю, что должен что-то сделать, но мозг отказываться отдавать команды телу, а без них оно, увы, бесполезно. Я смотрю на него. Он кричит:
-С днем рождения, Канда! Вот тебе тортик.
Он сует мне в руки коробку, и лишь тогда, когда пластиковая прозрачность касается моих рук, я выхожу из странного транса.
Он уже стащил и поставил рядом с моей обувью один из своих кедов и теперь стаскивает второй, стоя на одной ноге.
Еще одна секунда требуется мне, чтобы полностью подавить собственные эмоции.
А еще через секунду острие Мугена поблескивает в двух бу от его шеи.
Я тяжело дышу, несмотря на то, что совершил простейший выпад. Мальчик вопит не своим голосом:
-Твою мать, Канда!
Я делаю шаг к нему. Еще один. Теперь между нашими лицами - не больше пяти сун. Я вижу, как он сглатывает.
-Канда, ты чего? - шепчет, нервно облизывая губы.
Я молчу. Я разглядываю его шрам. Его узкий шрам. Его огромные глаза. Мы стоим, не шевелимся.
-Тч, - произношу я наконец, отводя холодное лезвие от его шеи.
Закрываю глаза и отворачиваюсь, чтобы не видеть, как он смотрит на меня. Как он робко улыбается. Как он касается пальцами того места, где мог бы остаться шрам. Еще один шрам.
-Канда, где твое гостеприимство?
Я не вижу его, но знаю, что на его физиономии - улыбка. Я не хочу ее видеть.
Я не хочу видеть тебя, черт возьми.
Уйди. Уйди. Не мучай меня, мелкий.
-Чего тебе, шпендель?
-Я пришел поздравить тебя с днем рождения.
-Спасибо. Поздравления приняты. А теперь проваливай.
Мы смотрим в глаза друг другу. Точнее, это он пытается заглянуть в мои, а я старательно отвожу взгляд. Я не хочу видеть эти теплые живые комочки. Я не хочу впускать тебя. Впускать тебя снова.
Уйди. Лучше уйди, придурок.
-Что-то я не вижу празднования, - произносит он, прерывая мои рассуждения, прерывая мои воспоминания, вырывая из собственной головы.
Оказывается, он уже рассматривает комнату. Он по-прежнему стоит на одной ноге, а шнурок на другой развязан и касается пола. Он совсем не боится меня.
-Тебе лучше уйти.
У меня выходит это грубее, чем мне хотелось бы. Но я действительно не хочу видеть его. Я знаю это. Я не хочу. Я уверен. Абсолютно.
-Канда, ты чего?
-Ничего.
-Ты не рад видеть меня?
Что это? Что это за бесовские огоньки в его глазах? Мелкий, ты изменился сильнее, чем я ожидал.
Я снова в досаде цокаю языком и мотаю головой - мол, проходи, мне все равно.
Мальчик аккуратно ставит свои кеды рядом с моими и проходит в комнату.
Я иду следом. А что мне остается? Его почти абсолютная дезориентация в японской культуре почему-то не вызывает раздражения. В тебе все же изменилось что-то большее, чем взгляд. А может быть, это я изменился?
-Присаживайся, - стараюсь произнести сухо и прохладно, и это у меня почему-то выходит плохо. Удивляюсь себе. Мысленно делаю себе замечание.
Он принимает мое приглашение и плюхается на пол, скрестив ноги по-турецки. С треском, что так неестественен в обычной тишине этой комнаты, открывает коробку с изрядно помятым тортом - я отшвырнул его в сторону, бросаясь на пришельца, а он поднял его и захватил с собой. Открывает. Открывает с веселым треском.
Я смотрю, как он поочередно собирает каждым пальцем бесформенный крем со стенок коробки.
Я смотрю, как он облизывает их, пальцы то есть. Медленно. Так делают дети. Только в движениях детей нет такого…эротизма?
А возможно, он и есть, у детей этих - я не так уж часто на них смотрю и не так уж ими интересуюсь. Кому-то, может быть, и нравится. Кого-то возбуждает. Дети. Кого-то возбуждают дети, а меня… Вот черт. Что за херню я опять понес?!
-Хочешь? - протягивает мне коробку, на его губах - несвойственная известному мне Аллену ухмылочка.
Что со мной? Что с ним?
-Не хочу.
-Ты не изменился.
"Ошибаешься, мелкий. Я очень изменился. И главное тому доказательство - то, что ты еще жив"
-Может, все-таки хочешь? - смотрит на меня своим бесхитростным взглядом.
Подавляю свое раздражение, хоть это и дается мне с трудом. Зачем я это делаю?
-Расслабься, Канда, - я закрыл глаза и не могу видеть его, зато прекрасно слышу и не менее прекрасно представляю себе выражение его лица. Выражение его глаз.
Я поднимаюсь на ноги, стараясь не смотреть на гостя. Впрочем, его интерес ко мне, кажется, был перехвачен тортом. Я делаю несколько шагов к шкафу, достаю оттуда стаканы, беру со стола упаковку, возвращаюсь обратно, и натыкаюсь на любопытный взгляд боевого товарища.
-Что это?
-Ананасовый сок, - бесстрастно отвечаю я, подавая ему стакан.
Мальчик послушно принимает дар из моих рук, но изрекает:
-Нда, ты совсем ничего не знаешь о днях рождения.
-Я ненавижу дни рождения, - заявляю безапелляционно.
Впрочем, нельзя не отметить, что что-то есть в этих его словах, что вызывает у меня легкую тревогу.
Разумеется, совсем немного. Разумеется.
-Глупости, - заявляет он мне, вскакивает и отправляется исследовать мою комнату.
Щурюсь.
Складываю руки на груди.
Произношу, пытаясь вложить в голос все свои лидерские способности, понимая, что я все равно уже пропал:
-Полегче, мелкий.
Он, впрочем, уже нашел то, что искал. Это бутылка с саке. Спросите, откуда у меня алкоголь? Все просто. Великие экзорцисты тоже порой простужаются.
-Бинго! - кричит мальчик, потрясая бутылкой перед моим носом, и я думаю о том, что должен думать о том, чтобы он не разбил ее ненароком. А о чем я думаю вместо этого? О том, что джинсы этого шпенделя какое-то совсем уж узкие. Твою мать!
Он вручает мне стакан, не тронутый соком - сакадзуки в моей квартирке, как ни странно, места не нашлось - и я, помня о своем отменном воспитании, которое так недавно обнаружил в себе, держу его, пока гость наливает мне, приговаривая что-то вроде "Токкури, токкури"
-Чего ты там бормочешь? - раздражаюсь я.
-Токкури - это кувшинчик, в котором держат саке, - поясняет мальчик голосом, которым сообщают, что дважды два равно четыре, - говорят, что когда его наливаешь, саке в смысле, то такой звук получается.
-Ты с каких пор такой умный, мелкий? - ухмыляюсь я, наблюдая, как он наполняет уже собственный стакан.
Экзорцист пожимает плечами - мол, это ведь общеизвестный факт, ты чего.
-Твое здоровье!
О, это твое полное отсутствие знаний о японской культуре. Я тоже могу сообщить тебе, что у японцев не принято произносить тосты. Так почему я, черт возьми, этого не делаю?! Почему упускаю такой чудный шанс осадить тебя? Почему я подношу стакан к губам, наблюдая, как это делаешь ты? Почему внутрь меня вместе с горькой горячей жидкостью вливается еще что-то? Что-то теплое? Обволакивающее, нежно-сиреневого цвета, оно сладковатое, и этот вкус, эта сладость на удивление приятна мне.
Гость с шумом втягивает в себя воздух и говорит:
-Брр, ну и гадость!
Я смотрю, как он ложкой, захваченной с того же стола, что и саке, начинает поглощать тортик.
-Ты знал, что после саке нужно есть сладкое? - вопрос гостя звучит несколько невнятно из-за того, что он задает его, продолжая жевать.
-Ты знал, что с набитым ртом не разговаривают? - в ответе моем столько ехидства, сколько я вообще могу вложить в какую бы то ни было фразу.
-Так вот, за счет спирта в организме уменьшается количество сахара, а я его восстанавливаю. А ты нет.
-И что из этого?!
-А то, что я не буду пьян. А ты будешь.
-И что?
-А то, что я тебя изнасилую, а ты и не заметишь.
-Чего-о-о?? - вырывается у меня, я порываюсь выхватить Муген, но правая рука занята злополучным стаканом.
Видя мое положение, мальчик заливается смехом.
-Я убью тебя, мелкий, - шипение сквозь зубы.
-Я пошутил, Канда. Не бойся.
-Я ничего не боюсь.
-Неужели?
Он опускает глаза на мою шею, отчего я почему-то на миг теряю бдительность и в следующую секунду чувствую, что он оказывается в непозволительной близости от меня.
Он кладет одну руку мне на колено, а другой бережно, но настойчиво забирает и ставит в сторону стакан.
Он смотрит на меня своими теплыми глазами и улыбается. На его верхней губе - белое пятнышко от крема.
Много позже, анализируя эту ситуацию, я оправдал себя выпитым саке. Оправдание было, конечно, хилым, ведь за несколько секунд не пьянеют, но ничего другого я выдумать просто не мог. А ведь оправдать свою внезапную слабость было нужно.
Как бы там ни было, я не оказываю сопротивления его выходкам.
А он вдруг касается моего лица своими узкими музыкальными пальцами.
-Руки убери, - я процедил это сквозь зубы, пытаясь, отчаянно пытаясь как-то поддержать свой имидж.
-Канда, - выдыхает, и дыхание его пахнет сладким, - не будь таким.
Он придвигается ближе, теребит в пальцах мою выбившуюся из хвоста прядку волос. Он касается носом кончика моего носа, а я сижу, как дурак, не в силах даже шелохнуться.
Голос разума орет благим матом, чтобы я оттолкнул оборзевшего мальчишку, а какой-то другой голос, весь такой сладостно тихий, шепчет, чтобы я продолжал сидеть, как сижу. Вопреки сложившемуся мнению о том, что шепот слышат чаще, чем крик, я подчиняюсь Разуму.
Я что есть силы пихаю мальчика в грудь, и он, издав неопределенный всхлип, падает на пол.
Однако тут же поднимает голову и расплывается в улыбке.
-Ты покраснел, Канда-кун.
-Пошел ты к черту.
Я понимаю, что действительно краснею. И тут же краснею еще больше от сознания того, что покраснел.
-Ты ведь не хотел, чтобы я останавливался, верно, Канда? - вкрадчиво шепчет он и улыбается снова.
И тогда я не выдерживаю.
Я вновь хватаюсь за катану, но в этот раз парень оказывается достаточно ловким для того, чтобы откатиться в сторону. Откидываю меч в сторону и кидаюсь на надоедливого экзорциста. Он бьет меня под дых, но я все равно не остаюсь в долгу, наотмашь ударяю парня по лицу. Он не успевает или не желает блокировать удар, я не знаю.
А потом он внезапно снова перекатывается, подминая меня под себя, хватает меня за запястья и заводит руки мне за голову. Его собственные руки - чересчур сильные для такого маленького тела.
В голову мне почему-то не приходит, что я сейчас могу, допустим, ударить его в пах. Или, в крайнем случае, плюнуть ему в лицо. Я просто лежу, ощущая на себе его приятную (приятную?!) тяжесть.
Он сидит на мне и ухмыляется. Он тяжело дышит и слизывает острым язычком кровь, сочащуюся из разбитой губы. Капелька ее падает мне на лицо.
-Урод, - медленно говорю я, но не двигаюсь.
Капелька его крови - теплая и не вызывает отвращения.
А потом он вдруг наклоняется ко мне - непозволительно близко, черт возьми! - и касается губами уголка моих губ - того места, куда капнула его кровь.
Я замираю. Я не пытаюсь отстраниться. Я уже смирился с тем, что тело не слушает команд мозга, а мозг, смирившись с тем, что его все игнорируют, отключился.
Он слизывает капельку своим горячим язычком и отстраняется.
И я ловлю себя на том, что непроизвольно тянусь за ним. За его губами. И эта мысль вызывает у меня ужас.
Крепко перепугавшись и разозлившись на себя, делаю гигантское усилие и скидываю его. Еще мгновение - и это я сижу на нем сверху, а он даже не пытается шелохнуться. Только усмехается и сплевывает кровь в сторону от меня.
-Ишь какой смелый, - насмешливо говорит он (Боже, кто этот человек?! Где тот тупой наивный Аллен Уолкер, которого я знал?!)
Я молчу. Я ожидаю продолжения, и оно незамедлительно следует:
-Считаешь себя непобедимым? А ты попробуй у меня в карты выиграть.
-Выиграю, - холодно отвечаю я, и только потом осознаю несуразность того, что сказал. Я? У него в карты? Если на свете и есть невозможные вещи, то эта - одна из них.
Я отпускаю мальчика, он садится, утирает кровь рукавом толстовки достает из ниоткуда колоду подаренных Тики Миком карт, словно чертов фокусник. Черно-белые ромбики мелькают перед глазами.
Смотрю, как он тасует карты.
Он улыбается.
-На что играем? - спрашивает.
-На что угодно.
-На деньги?
-Как угодно.
-Тогда на желание.
-Хорошо, - пожимаю плечами, внутренне холодея - что может прийти в голову этому психу?
И мы начинаем.
Я не собираюсь сейчас распространятся про то, как именно мы играли и про то, как вообще в покер играют. Если вам так интересно - ищите, читайте и учитесь сами.
Суть, впрочем, не столько в том, насколько долго или напряженно мы играли, а в том, что через некоторое время я обнаруживаю, что держу в руке не что иное, как Роял-флеш.
Разумеется, я, недолго думая, вскрываю карты, и на лице моего оппонента появляется странное выражение. Он издает звук, который может означать что угодно - от восхищения и до разочарования.
-Ха, - говорю, - вот я и выиграл.
Разумеется, я пытаюсь быть спокоен. Разумеется, я ничем не выдаю собственного изумления. Разумеется.
-Да, ты крут, - произносит мальчик, но есть в его голосе что-то, что настораживает меня.
Что это?
Наигранность?
Насрать.
-Так что кончай выпендриваться. Ты не самый крутой на свете.
-Разумеется, Канда, - что в его голосе? Покорность?
Это "что-то" кружит мне голову. Я буквально упиваюсь его проигрышем.
-С тебя желание. Делай со мной, что хочешь.
И он поднимает на меня свои огромные глаза и смотрит так раболепно. В этих глазах - негласное "Чего изволите-с?"
И я чувствую, как слабеют какие-то мышцы в руках, ногах, голове, животе. Особенно эти в животе - что-то сладкое, какой-то безумно приятный спазм появляется там, и я судорожно сглатываю.
-Ну же, Канда.
Он подползает ко мне, усаживается на раскиданных картах и вдруг снова кладет руки мне на колени, но на этот раз они не вызывают раздражения. Они вызывают ненормальное, необъяснимое, непреодолимое желание прижаться ближе. Я хочу, чтобы он приблизился ко мне. Я хочу этого.
-Даже не знаю, что бы мне такого выбрать, - пытаюсь говорить насмешливо, а получается жалобно.
Он смеется снова и внезапно толкает меня в грудь. Скорее от неожиданности, чем от того, что в его ударе была какая-то особенная сила, падаю на пол и тут же приподнимаюсь на локтях. Он нависает надо мной. Он наклоняется так низко, что мы соприкасаемся кончиками носов.
Мы дышим слишком часто. Слишком синхронно. Слишком... возбужденно?
Я слышу, как колотится мое сердце - бешено, быстро, и он тоже наверняка его слышит.
-Знаешь, Канда, я ненавижу, когда мною командуют, - шипит он, наклоняясь ниже.
Еще ниже.
-Ты какого черта делаешь - мой голос, он хриплый, такой испуганный и такой чужой.
Я не в силах не то что оттолкнуть его - я не могу даже пошевелить пальцем.
А потом он целует меня, и я тут же чувствую, как его горьковатый от крови язык раздвигает мои губы. Мне кажется, или он специально старается быть груб?
Этот его язык у меня чуть ли не в горле.
Мне кажется, что я задыхаюсь, я дергаюсь под ним, и внезапно парень отрывается от меня, позволяя жадно и судорожно вдохнуть.
-Идиот, - сипло произношу я, однако по-прежнему не оказываю сопротивления.
Да что это со мной?!
Он проводит по моим губам кончиками пальцев, и я ловлю себя на мысли, что дрожу от этих прикосновений. Оттягивает ворот моей водолазки и, внезапно наклонившись, горячо, мокро и больно целует в шею. Я издаю невнятный стон, но потом понимаю, что все во мне, кроме, может быть, остатков гордости, голосует за покорность.
И я подчиняюсь себе.
Я подчиняюсь Аллену.
Он вылизывает мою шею, и я запрокидываю голову, давая ему больше места.
А когда он, наконец, отрывается от меня, я вижу в его глазах отражение собственного желания.
Что?! Какое, к чертям, желание?!
Нет. Нет, пожалуйста! Я не хочу. Я не хочу снова сходить с ума при виде тебя. Я не хочу. Я не хочу этого!
-Прекрати, - говорю.
-Я знаю, ты хочешь этого, - тихо и томно шепчет он мне прямо в рот, тяжело дыша и облизывая свои мягкие губки, - хочешь ведь, правда?..
Одним резким движением он срывает с меня водолазку (пожалуй, я даже немного помогаю ему в этом, приподнимаясь над полом) и начинает ласкать мою грудь худыми пальцами, задевая соски, очерчивая кончиками пальцев контур татуировки, сводя с ума, вызывая сдавленные стоны.
Я слишком горд, чтобы говорить что-то, и он отлично понимает это.
-Я добьюсь того, чтобы ты попросил меня.
В ответ лишь стискиваю зубы, а он, не отрывая от меня горящего взгляда, наклоняется и начинает вылизывать мою татуировку.
Царапаю ногтями пол, словно это может чем-то мне помочь.
Его волосы щекочут мне лицо, а он протягивает руку, стаскивая резинку с моих собственных.
Парень ерзает на мне, его эрекция упирается мне в живот, возбуждая сильнее. Он отрывается от меня на миг, но лишь для того, чтобы стащить толстовку.
А потом он вдруг сползает с меня и резким движением разводит мои колени в стороны и садится между них, не давая свести ноги снова. Я немного отодвигаюсь, но не так, чтобы очень уж упрямо. Я приподнимаюсь над полом для того, чтобы заметить, как он расстегивает и стаскивает с меня джинсы вместе с бельем.
И я, сходящий с ума от напряжения и сладких судорог внизу живота, хрипло выдыхаю что-то, похожее на его имя.
Он усмехается себе под нос, а потом вдруг наклоняется и касается губами моего члена.
Я сжимаю руки в кулаки, ногти в кожу, до крови.
-Аагх, - выдавливаю я.
Он дразнится.
Он проводит языком по головке члена, заставляя меня прикусывать губы от напряжения. Я машинально толкаюсь бедрами вперед, на миг проникая в его теплый ротик, но парень мгновенно прижимает меня к полу, не давая шевельнуться.
Я беспомощно рычу от обиды, словно в тумане вижу, как он избавляется от собственных джинсов, а потом он резко переворачивает меня на живот.
-Твою мать! - успеваю выругаться я, и тут же утыкаюсь носом в татами, вдыхая пыльный запах соломы.
Он проводит пальцем по моей спине. Потом ниже. Между ягодицами, заставляя меня снова закусить губы до крови. Его узкий палец на миг проникает внутрь, и я судорожно выдыхаю сквозь зубы.
-Еще, - шепчу помимо своей воли, болезненное напряжение во всем теле выносить уже просто невозможно.
-Ты что-то сказал? - он наклоняется ниже, кусает меня за плечо, потом за шею, а его палец, измазанный в чем-то скользком и липком, проникает в меня.
Это что, крем от торта?!
Я шиплю. Мне неприятно.
-Расслабься, - мурлычет парень, - просто расслабься.
А потом он задевает что-то такое внутри меня, что я непроизвольно выгибаюсь всем телом, глубоко хватая ртом воздух, а он так же внезапно вынимает палец, заставляя меня издать странный жалобный звук.
-Еще! - срываюсь на крик, ненавидя себя.
Я такой жалкий. Черт побери, какой же я жалкий!
-Только после того, как ты хорошенько этого попросишь, - сладко шепчет мой гость, горячо дыша мне в ухо.
-Ни за что! - я смотрю в соломенный пол, не думая уже ни о чем, кроме своего безумного, пугающего меня самого возбуждения.
-Скажи это. Скажи.
-Нет!
И он вдруг начинает сосать мочку моего уха, вызывая у меня громкий, томный стон. Я выгибаюсь под ним и, зажмурившись (чтобы не видеть своего стыда, что ли?), выдыхаю:
-Возьми меня...
-Я не слышу.
-Трахни меня уже, черт побери!!
Он смеется. Этот сукин сын снова смеется, а потом говорит:
-Желание именинника - закон.
И он входит в меня четким рывком. Я выгибаюсь всем телом, но не кричу. Это больно. Это очень больно, но мне уже все равно. А потом он замирает, давая мне привыкнуть, вслушиваясь, наверное, в мое горячее, рваное дыхание, жмурясь от удовольствия.
Что это? Я плачу? Нет, я не умею плакать, но что это тогда?! Что это за горячие мерзкие капли текут по щекам?!
-Все хорошо, Канда, - внезапно раздается совсем рядом его голос, - просто расслабься. Я никогда не сделаю тебе больно.
Я подчиняюсь, и он начинает двигаться медленнее. Что-то изменилось в его поведении, он стал нежен? Мальчик целовал мою шею, а потом проскользнул рукой под меня, накрывая ладонью мой член.
А потом я не помнил почти ничего.
Я помнил, как он сжимал свободной рукой мою задницу.
Я помню, как положил свою руку поверх его ладони, ласкающей мой член.
А потом я словно издалека услышал свой крик.
Я все-таки кричал.
Все закончилось так быстро.
Мы лежим на полу, он обнимает меня сзади, а я дрожу, весь мелко-мелко дрожу от внезапного холода и возбуждения. Мне гадко. Я ненавижу себя до мозга костей. Я ненавижу свои крики и стоны, что позволил ему слышать.
Он говорит:
-Все хорошо, Канда.
Он говорит:
-Ты мне очень нравишься.
Мне не хочется говорить с ним. Мне не хочется даже смотреть на него. Мне противно, противно от самого себя, я разглядываю его пальцы, крепко сжимающие мои, и мне хочется только одного - чтобы этого дня никогда не было. Я хотел бы никогда не рождаться.
-Я так рад, что ты есть, - говорит он.
-Мне очень плохо, - признаюсь я.
-Повернись ко мне, - просит парень.
-Нет.
-Повернись, прошу тебя.
И что-то такое есть в его тихом голосе, что заставляет меня подчиниться.
-Так всегда бывает, - шепчет он, нежно убирая с моего лица волосы и глядя в глаза, - так всегда, что в день рождения есть такой момент, в который хочется плакать. Это нормально.
-Нет, - глупо отвечаю я, отводя взгляд.
-Прости меня. Я не хотел делать тебе больно.
-Мне не было больно, - отвечаю я глухо, а он вдруг обнимает меня, и я закрываю глаза.
Мне все равно. Мне уже наплевать на свою гордость. Мне нравится, что он обнимает меня.
-Пойдем в душ, - говорит мальчик.
Киваю.
-Скажи, ты ведь специально поддался мне в карты? - спрашиваю уже через целую тысячу минут, уже тогда, когда смотрю, как он вытирает полотенцем мокрые волосы.
И он отвечает:
-Все может быть.
Я молчу, а потом говорю, неуверенно, пробуя слово на вкус:
-Аллен.
-Ты запомнил мое имя? - он улыбается.
-Не перебивай меня, шпендель, - огрызаюсь я.
Он молчит. Он ждет.
-Спасибо, - говорю я.
А Аллен смеется и говорит:
-С днем рождения, Канда.
The конец
@темы: Кагда/Аллен, Фанфики, D.Gray-Man
-
-
29.08.2010 в 13:32вот ваша "И" х))) фик шикарен.
-
-
29.08.2010 в 18:16-
-
29.08.2010 в 23:12-
-
30.08.2010 в 19:31-
-
30.08.2010 в 19:55просто жесть
так плохо?
-
-
30.08.2010 в 20:15-
-
30.08.2010 в 20:29